Белые стены. Белый потолок. Белый, немного потертый ковер на дощатом полу. Белые узорчатые занавески, тяжело свисающие с белых гардин...
В углу больничная кровать, застеленная белым покрывалом. С белоснежным одеялом и белоснежными подушками, набитыми, несомненно, такими же белоснежными перьями...
Столик у окна, застеленный белой клеенкой. Без узоров. Без единого намека на цвет.
Железный тяжелый стул, выкрашенный белой краской и обтянутый белой кожей.
Шкаф в углу. Тоже белый...
Проемы окон в белых рамах. А за ними – белый непроглядный лондонский туман и белое, затянутое плотными облаками, унылое лондонское небо...
Тюрьма.
Тюрьма не только для бренного тела, но и для бессмертной души, эмоции и чувства которой неумолимо растворятся в этом белом цвете...

-----> Коридоры

Алексис буквально бежала по коридору, стремясь поскорее попасть в свою комнатку. Да, там ее ждало одиночество, сосущее, убивающее, но сейчас оно было лучше каких-либо расспросов, которые ее, несомненно, настигли бы, если бы она рискнула остаться на глазах у медсестер, врачей и остальных пациентов.
Влетев в свою обитель, девушка с шумом захлопнула дверь и накинула цепочку, увы – самодельную, сотворенную из сподручных средств, наспех и кое-как, но, тем не менее, достаточно крепкую для того, чтобы выдержать некоторую оборону. А что еще оставалось делать Алексис, раз она не обладала физической силой? Мало ли кто может находится в психиатрической лечебнице: убийцы, насильники, и мало ли что взбредет в их буйные головы темной, непроглядной ночью?..
Сделав эту необходимую процедуру, девушка, уже порядком успокоившаяся, сползла по дверному косяку и опустилась на белый протертый ковер. Опять перед глазами пронесся сегодняшний день, калейдоскоп лиц, событий, эмоций; вновь стали появляться картины прошлого, терзавшие душу и заставляющие ходуном ходить бедное сердце.
«Нет-нет, все, успокойся. Дыши медленно и глубоко: ты живешь, а это на сегодняшний момент самое главное. Самое»
Алексис тряхнула головой и, немного покачиваясь, встала. Разболелась голова, хотелось взять вазу и треснуть ею об стенку, хотелось услышать звон миллионов, миллиардов осколков, разлетевшихся по комнате. Хотелось выплеснуть всю скопившуюся злость, отчаяние, недоверие, хотелось кричать, кричать до умопомрачения, до боли в горле, до рези в животе.
Но вместо всего этого девушка попросту подошла к окну и распахнула его, впуская в комнату холодный зимний воздух и пару снежинок, беззаботно кружащихся на ледяном ветру. Сразу стало легче, сразу захотелось дышать, захотелось жить. Захотелось пронестись по заваленным снегом улице, скатиться с ледяной горке и бросить снежок в какого-нибудь чванливого аристократа или надутую даму в шубе из соболя.
- Как там хорошо... – прошептала девушка и, не закрывая окно, опустилась на стоявшую рядом кровать.
Уже не первый раз ею завладели мысли о побеге и о возможности побега. Нет, определенного плана у нее еще не было; останавливала мысль об отчиме и матери, которым, несомненно, сообщат о ее исчезновении и которые пошлют за ней ищеек по всему Лондону, от которых будет невозможно укрыться. Тем более, друзей как таковых за пределами больницы у нее не было, близких знакомых тоже. Никого укрытия или хотя бы крова над головой, ни одного человека, который мог бы хоть как-то ей помочь, пусть даже советом. Где ей ночевать? Как зарабатывать деньги, если толком она ничего и не умеет, если не приспособлена к реальной жизни?
И потом, ей всего-навсего жалких 17 лет, еще почти год до того, как она сможет самостоятельно отвечать за свои действия и поступки, или хотя бы будет пытаться это делать.
Ну что ж, год – это не мало. За год многое может измениться.
А пока можно пожить и здесь. Год – это ведь ничтожный срок. Зато потом она уж точно будет свободна. До конца.
Словно подтверждая ее слова, за окном на минуту выглянуло солнце. Снег на дворе заискрился сотнями маленьких радуг, ветви деревьев, казалось, покрыты сотнями тысяч маленьких бриллиантов, а окна вышиты перламутром. Проглянул краешек небесной лазури, тучи на миг заслонились слепящей силой света...
Через минуту все погасло, но этой минуты хватило, чтобы вселить непоколебимую уверенность в мятущуюся душу, чтобы поверить в свои силы и возможность даже невозможных событий.
«Что ж... Хорошо, я буду надеяться на чудо!» - подумала Алексис и с радостной улыбкой ребенка откинулась на кровать.