Я плюнул вниз с шестого этажа -
И мой плевок в своём полёте кратком
Успел понять, что в мире этом шатком
Летать - порой не стоит ни шиша.
В порыве ветра - радость виража
Он ощутил, и мировым загадкам
Познал всю цену, и судьбы повадкам,
И смыслу слов бессмертная душа.
Но, отфигачив три неполных сальто,
Он тротуар заляпал, и с асфальта
Был слизан языком воздушных струй.
Вот так и я когда-нибудь: в полёте
Постигший смертный ужас бренной плоти,
О землю - хрясь! А всем вам - хоть бы что...
_______________________________________________________
Олень.

Легли под утреннюю сень
Усталые ночные тени,
И в спину раненный олень
У ног застывшей старой ели.
Склонился гордой головой
На мох, пропитанный слезами,
И в мир за вековой стеной
Смотрел стеклянными глазами.
А в оживающем лесу
Уже несутся эхом звуки
И на кровавую росу
Тянулись солнечные руки…

_______________________________________________________
Как давно я топчу, видно по каблуку.
Паутинку тоже пальцем не снять с чела.
То и приятно в громком кукареку,
что звучит как вчера.
Но и черной мысли толком не закрепить,
как на лоб упавшую косо прядь.
И уже ничего не сниться, чтоб меньше быть,
реже сбываться, не засорять
времени. Нищий квартал в окне
глаз мозолит, чтоб, в свой черед,
в лицо запомнить жильца, а не
как тот считает, наоборот.
И по комнате точно шаман кружа,
я наматываю как клубок
на себя пустоту ее, чтоб душа
знала что-то, что знает Бог.

XIII
Будущее черно,
но от людей, а не
оттого, что оно ­­
черным кажется мне.
Как бы беря взаймы,
дети уже сейчас
видят не то, что мы;
безусловно не нас.
XIV
Взор их неуловим.
Жилистый сорванец,
уличный херувим,
впившийся в леденец,
из рогатки в саду
целясь по воробью,
не думает - "попаду",
но убежден - "убью".